Сокровищницы адмирала Чжэн Хэ

На протяжении своей многовековой истории Китайская империя не проявляла особого интереса к дальним странам и морским путешествиям. Но в XV веке ее корабли семь раз отправлялись в плавания по Индийскому океану, а возглавлял эскадру гигантских джонок каждый раз один и тот же человек — дипломат и адмирал Чжэн Хэ, по размаху своих экспедиций не уступавший Колумбу. Рис. Антона Батова

Чжэн Хэ появился на свет в 1371 году в городе Куньян (ныне Цзиньин), в центре юго-западной китайской провинции Юньнань, недалеко от ее столицы Куньмина. Ничто в детстве будущего флотоводца, звавшегося тогда Ма Хэ, не предвещало грядущего романа с океаном: в XV столетии от Куньяна до побережья было несколько недель езды. Фамилия Ма — транскрипция имени Мухаммед — и поныне часто встречается в китайской мусульманской общине, а наш герой вел происхождение от известного Саида Аджаллы Шамсы аль-Дина (1211— 1279), прозывавшегося также Умаром, — уроженца Бухары, выдвинувшегося во времена монгольских великих ханов Мункэ (внука Чингисхана) и Хубилая. Именно завоеватель Китая Хубилай в 1274 году назначил этого Умара губернатором Юньнани. Известно, что отец и дед будущего адмирала строго придерживались уложений ислама и совершали хадж в Мекку. Более того, в мусульманском мире бытует мнение, что и сам будущий адмирал побывал в священном городе, правда, с неформальным паломничеством.

На момент рождения мальчика Срединная империя все еще находилась под властью монголов, благоволивших к его семье. Но начало жизни Ма Хэ сложилось довольно драматически. В 1381 году при завоевании Юньнани войсками китайской династии Мин, скинувшей иноземную Юань, в возрасте 39 лет погиб отец будущего мореплавателя. Мальчика же повстанцы пленили, оскопили и передали в услужение четвертому сыну своего предводителя Хун-у, будущему императору Юнлэ, который вскоре отправился наместником в Бэйпин (Пекин).

Тут важно отметить одну деталь: евнухи в Китае, так же как, к примеру, и в османской Турции, всегда оставались одной из самых влиятельных политических сил. Многие юноши сами шли на жуткую не только по сути, но и по технике исполнения операцию, надеясь попасть в свиту какого-нибудь влиятельного лица — князя или, если повезет, самого императора. Так что «цветноглазому» (так называли в Китае представителей нетитульной, неханьской народности) Чжэн Хэ по тогдашним понятиям просто повезло. Юный Ма Хэ хорошо зарекомендовал себя на службе. К концу 1380-х он уже ярко выделялся в окружении князя, младше которого был на одиннадцать лет. В 1399-м, когда Пекин осадили войска тогдашнего императора Цзяньвэня (правил с 1398 по 1402), молодой сановник стойко защищал одно из городских водохранилищ. Именно его действия и позволили князю выстоять, с тем чтобы контратаковать соперника и добиться трона. А через несколько лет Юнлэ собрал мощное ополчение, поднял восстание и в 1402 году, взяв штурмом столичный Нанкин, провозгласил себя императором. Тогда же он принял девиз нового правления: Юнлэ — «Вечное счастье». На китайский Новый год 11 февраля 1404 года Ма Хэ в благодарность за верность и подвиги был торжественно переименован в Чжэн Хэ — эта фамилия соответствует названию одного из древних царств, существовавших на территории Китая в V—III веках до н. э.

Что касается внешности будущего адмирала, то он, «став взрослым, говорят, вырос до семи чи ( почти два метра. — Ред.), а обхват его пояса равнялся пяти чи (более 140 сантиметров. — Ред.). Скулы его и лоб были широки, а нос невелик. У него был сверкающий взгляд и голос громкий, словно звук большого гонга».

Зачем?

При взгляде на экспедиции Чжэн Хэ по прошествии времени более всего удивляет, что столь серьезные по масштабам походы по их окончании были напрочь забыты и современниками, и потомками. Честолюбивый Юнлэ отправил флот в дальние страны в самом начале своего царствования, а вернулась последняя великая экспедиция в правление его внука Сюаньдэ, после чего в Китае на долгое время забыли о морской славе. Только в начале ХХ века западные ученые обнаружили упоминания об этих плаваниях в хрониках императорской династии Мин и задались вопросом: зачем была создана эта огромная флотилия? Версии выдвигались разные: то Чжэн Хэ оказывался «первопроходцем и исследователем» вроде Кука, то искал для империи колонии подобно конкистадорам, то его флот представлял собой мощное военное прикрытие для развивающейся внешней торговли, как у португальцев в XV—XVI веках. Однако страны Южных морей и Индийского океана были связаны морской торговлей с Поднебесной еще во времена династий Тан и Сун (618—1279 годы). Тогда из портов Фуцзяни, Гуандуна, Чжэцзяна и Гуанси уже тянулись морские пути к Индокитаю, Индии и даже Аравии. Ходили морем от провинции Ляонин к Корейскому полуострову и в Японию. Так что открывать новые торговые пути адмирал не планировал. Хотел ли он покорять новые земли? С одной стороны, китайская империя испокон веков стремилась присоединить земли ближайших соседей. Более того, армада Чжэн Хэ по самые планширы была упакована оружием и воинами. Но с другой стороны, на протяжении всей истории жители Поднебесной расселялись по дальним странам мирно, образовывали диаспоры, не испытывая никакой нужды в колонизации. «Сыновья неба» никогда не предпринимали морских завоевательных походов. И если дары, которые флотоводец вез назад ко двору, привычно трактовались как дань, то их поступление прекратилось ровно в тот момент, когда корабли адмирала вернулись в родную гавань. Нет, миссия Чжэн Хэ не имела ни военного, ни агрессивного характера. Знаменитый российский китаевед Алексей Бокщанин в книге «Китай и страны Южных морей» приводит интересное соображение о возможной цели этих путешествий: к началу XV века до крайности обострились отношения между Китаем Минской эпохи и державой Тамерлана. Неистовый воитель даже планировал поход на Китай. Соответственно Чжэн Хэ могли поручить дипломатическую миссию найти за морями союзников против Тимура. Ведь когда в 1404 году тот заболел, уже имея за плечами покоренные и уничтоженные города от России до Индии, в мире вряд ли нашлась бы сила, способная тягаться с ним в одиночку. Но ведь уже в январе 1405-го Тамерлан умер. Похоже, что адмирал не искал друзей против этого врага.

Возможно, разгадка кроется в некотором комплексе неполноценности Юнлэ, вознесенного на трон дворцовым переворотом. Незаконному «Сыну неба», похоже, просто не хотелось сложа руки ждать, пока данники сами явятся к нему на поклон.

Ветры южных морей

Памятники великому китайскому мореплавателю стоят не только в Нанкине — его почитают в Малайзии и Индонезии, в Таиланде и на Малабарском побережье Индии. Фото: IMAGINECHINA/PHOTAS

Первые три экспедиции Чжэн Хэ следовали непрерывно одна за другой с 1405 по 1411 годы с короткими перерывами в 1407-м и 1409-м. Поначалу сам император Юнлэ принимал живейшее участие в проекте. Он тогда еще жил в Нанкине, где строили корабли и откуда стартовали первые путешествия. Это позже обустройство новой столицы в Пекине и монгольские кампании охладят пыл императора, а пока он лично вникает в каждую деталь, пристально следит за каждым шагом и распоряжением своего адмирала. Ведь доверенного евнуха он поставил во главе не только самой флотилии, но и Палаты дворцовых слуг. А это значит, что тому приходилось отвечать еще и за строительство и ремонт множества построек, а потом и судов.

Правитель торопил — армада строилась в большой спешке. Первый приказ о создании кораблей прозвучал в 1403-м, а плавание началось уже через два года. Специальными высочайшими распоряжениями были отряжены промысловые партии за древесиной — в провинцию Фуцзянь и в верховья Янцзы. Краса и гордость эскадры, баочуани (дословно «драгоценные корабли» или «сокровищницы»), сооружались на так называемой «верфи драгоценных кораблей» (баочуаньчан) на реке Циньхуай в Нанкине. Именно этот последний факт, в частности, обусловливает то, что осадка джонок при их гигантском размере была не очень глубокой — иначе они просто не прошли бы в море через этот приток Янцзы. И вот, наконец, все было готово. 11 июля 1405 года в «Хронике императора Тай-цзуна» (одно из ритуальных имен Юнлэ) была сделана простая запись: «Дворцовый сановник Чжэн Хэ и другие были посланы в страны Западного (Индийского) океана с письмами императора и дарами для их царей — золотая парча, узорчатые шелка, цветной шелковый газ, — все по их статусу». Всего в армаду вошло до 255 кораблей с 27 800 человек на борту.

Во все плавания грандиозная армада отправлялась из Южно-Китайского моря. Через Индийский океан корабли шли по направлению к Цейлону и южному Индостану, а последние путешествия охватили еще и Персидский залив, Красное море и восточное побережье Африки. Шел Чжэн Хэ всякий раз «накатанным» путем: ловя повторяющиеся муссонные ветра, которые с декабря по март дуют на этих широтах с севера и северо-востока. Когда же влажные субэкваториальные потоки воздуха поднимались над Индийским океаном и как бы по кругу оборачивались обратно на север — с апреля по август, — флотилия соответственно разворачивалась к дому. Это муссонное расписание местные моряки знали наизусть задолго до нашей эры, да и не только моряки: ведь оно диктовало и порядок земледельческих сезонов. С учетом муссонов, а также рисунка созвездий путешественники уверенно переправлялись с юга Аравии на малабарский берег Индии, или с Цейлона на Суматру и в Малакку, придерживаясь определенной широты.

Домой китайские экспедиции возвращались тем же маршрутом, и только происшествия в пути позволяют в хрониках отличать плавания «туда» от обратных. Так, в первом плавании на обратном пути китайские экспедиционные войска пленили известного пирата Чэнь Цзу’и, захватившего в то время Палембанг — столицу индусско-буддийского государства Шривиджая на Суматре. «Чжэн Хэ вернулся и привез Чэнь Цзу’и в кандалах. Прибыв в Старый порт (Палембанг. — Ред.), он призвал Чэня подчиниться. Тот прикинулся, что подчиняется, но втайне планировал бунт. Чжэн Хэ понял это... Чэнь, собрав силы, выступил в битву, а Чжэн Хэ выслал войска и принял бой. Чэнь был разбит наголову. Более пяти тысяч бандитов были убиты, десять кораблей сожжены и семь захвачены… Чэнь и еще двое были взяты в плен и доставлены в императорскую столицу, где их приказали обезглавить». Так посланец метрополии защитил мирных соотечественников-мигрантов в Палембанге и заодно впервые продемонстрировал, что его корабли несли на бортах оружие не только для красоты.

Кстати, об оружии. Историки так и не сошлись во мнениях, чем именно воевали подчиненные адмирала. Сожжение кораблей Чэнь Цзу’и вроде бы свидетельствует, что в них стреляли из пушек. Они, как и примитивные ружья, уже использовались тогда в Китае, но прямых свидетельств об использовании их на море нет. Во всяком случае, очевидно, что в бою адмирал полагался на живую силу, на личный состав, который высаживали с огромных джонок на берег или посылали на штурм укреплений. Эта своеобразная морская пехота была основным козырем флотилии, так что представлять себе битву у Палембанга на манер Трафальгара (как это делают некоторые исследователи), видимо, не стоит.

Баочуань: длина — 134 метра, ширина — 55 метров, водоизмещение — около 30 000 тонн, команда — около 1000 человек

Каюта адмирала Чжэн Хэ
Корабельный алтарь. Жрецы постоянно жгли на нем благовония — так задабривали богов
Трюм. Корабли Чжэн Хэ были полны фарфора, драгоценностей и прочих подарков для иноземных правителей и демонстрации мощи императора
Руль корабля равнялся по высоте четырехэтажному дому. Для приведения его в действие использовали сложную систему блоков и рычагов
Наблюдательная палуба. Стоя на ней, мореплаватели следили за рисунком созвездий, сверяли курс и замеряли скорость судна
Ватерлиния. Водоизмещение баочуаня во много раз больше, чем у современных ему европейских кораблей
Сплетенные из бамбуковых матов паруса раскрывались подобно вееру и обеспечивали высокую парусность судна
«Санта-Мария» Колумба: длина — 25 метров, ширина — около 9 метров, водоизмещение — 100 тонн, команда — 40 человек

«Корабли-сокровищницы» в цифрах

Достоверно определить все характеристики судов армады Чжэн Хэ историки и кораблестроители пока не могут. Масса спекуляций и дискуссий в научном мире вызвана тем, что ученым известно, как строились схожие джонки до Чжэн Хэ и после него. Однако Южные моря и Индийский океан бороздили специально отстроенные суда, о которых наверняка (с учетом расчетов, произведенных на основе раскопок рудерпоста в нанкинской верфи) известно лишь следующее.

Длина больших кораблей баочуаней составляла 134 метра, а ширина — 55.

Осадка до ватерлинии равнялась 6 с лишним метрам. Мачт было 9, и они несли на себе 12 парусов из плетеных бамбуковых матов. Баочуаней в эскадре Чжэн Хэ в разное время было от 40 до 60. Для сравнения: первый трансатлантический пароход Изамбара Брюнеля «Грейт Вестерн», появившийся через четыре века (1837), в длину был почти в два раза меньше (около 72 метров). Измерения средних кораблей равнялись соответственно 117 и 48 метрам. Таких джонок было около 200, и они сравнимы с обычными китайскими судами. Команда подобного корабля, в 1292 году везшего в Индию Марко Поло, состояла из 300 человек, а Никколо ди Конти, венецианский купец XIV—XV веков, путешествовавший в Индию и Ормуз, упоминает пятимачтовые джонки водоизмещением около 2000 тонн. Адмиральский флот состоял из 27—28 тысяч человек личного состава, в число которых входили солдаты, купцы, гражданские лица, чиновники и мастеровые: по количеству это население большого китайского города тех времен.

Китайские корабли строили совершенно иначе, чем европейские. Во-первых, у них отсутствовал киль, хотя иногда в днище и встраивали длинный брус, называвшийся лунгу («кость дракона»), — для смягчения удара о грунт при причаливании. Прочности конструкции корабля добивались, добавляя на борта по всей длине деревянные укрепления-вельсы на уровне ватерлинии или выше нее. Очень важным было наличие переборок, тянувшихся от борта к борту через равномерные промежутки, — они обеспечивали защиту судна от затопления в случае повреждения какого-нибудь одного или нескольких помещений.

Если в Европе мачты располагались по центру судна, встраиваясь основанием в киль, то в китайских джонках основание каждой мачты соединялось лишь с близлежащей переборкой, что позволяло «раскидывать» мачты по палубе вне зависимости от центральной оси симметрии. При этом паруса разных мачт не перекрывали друг друга, раскрывались наподобие веера, парусность увеличивалась, и корабль получал соответственно большее ускорение.

Суда китайцев, создававшиеся для работы в неглубоких водах, по пропорциям отличались от европейских: их осадка и длина пропорционально уступали ширине. Это все, что нам известно достоверно. Переводчик записок Ма Хуаня, спутника Чжэн Хэ, Джон Миллз дополняет эти данные предположением о том, что на баочуанях было по 50 кают.

Основная миссия адмирала была дипломатической. Император повелел ему нести порядок в четыре стороны света, всюду, «куда смогут доплыть корабли, доехать повозки, насколько хватит сил». Фото: IMAGINECHINA/PHOTAS

Игра мускулами и зуб Будды

Но вернемся к хронологии. Во время второго плавания, географически сходного с первым, произошло лишь одно событие, память о котором сохранилась в истории: правитель Каликута предоставил посланникам Поднебесной несколько баз, опираясь на которые китайцы могли в дальнейшем отправляться еще дальше на запад. А вот третья экспедиция принесла более интересные приключения. Под датой 6 июля 1411 года в хронике записано: «Чжэн Хэ… вернулся и привез захваченного царя Цейлона Алагакконару, его семью и нахлебников. Во время первого путешествия Алагакконара был груб и неуважителен и вознамерился убить Чжэн Хэ. Чжэн Хэ понял это и уехал. Мало того, Алагакконара не дружил с соседними странами и часто перехватывал и грабил их посольства по пути в Китай и обратно. Ввиду того что другие варвары страдали от этого, Чжэн Хэ, вернувшись, снова выказал презрение Цейлону. Тогда Алагакконара заманил Чжэн Хэ вглубь страны и послал своего сына Наянару потребовать у него золото, серебро и прочие драгоценные товары. Если бы эти товары не выдали, более 50 тысяч варваров восстали бы из укрытий и захватили корабли Чжэн Хэ. А еще они подпилили деревья и вознамерились перекрыть узкие дорожки и перерезать Чжэн Хэ пути к отступлению так, чтобы отдельные отряды китайцев не могли прийти друг другу на помощь.

Когда Чжэн Хэ понял, что их отрезали от флота, он быстро развернул войска и отправил их к кораблям… И он приказал гонцам тайно обойти дороги, где сидела засада, вернуться к кораблям и передать приказ офицерам и солдатам биться до смерти. А тем временем он лично повел двухтысячное войско обходными путями.

Они штурмовали восточные стены столицы, взяв ее испугом, прорвались внутрь, захватили Алагакконару, его семью, нахлебников и сановников. Чжэн Хэ провел несколько сражений и разбил армию варваров наголову. Когда он вернулся, министры решили, что Алагакконару и прочих пленников надлежит казнить. Но император смилостивился над ними — над невежественными людьми, не знавшими, что такое Небесный мандат на правление, и отпустил их, дав еду и одежду, и приказал Палате ритуалов выбрать в семействе Алагакконары достойного человека, чтобы править страной».

Считается, что это был единственный случай, когда Чжэн Хэ осознанно и решительно свернул с пути дипломатии и вступил в войну не с разбойниками, а с официальной властью страны, в которую прибыл. Приведенная выше цитата — единственное документальное описание действий флотоводца на Цейлоне. Однако кроме него, конечно, существует множество легенд. Самая популярная из них описывает скандал, связанный с наиболее почитаемой реликвией — зубом Будды (Далада), который наш герой то ли собирался выкрасть, то ли действительно выкрал с Цейлона.

История такова: еще в 1284 году Хубилай отправлял на Цейлон своих эмиссаров, чтобы заполучить одну из главных священных реликвий буддистов вполне легальным путем. Но зуба монгольскому императору — известному покровителю буддизма — все же не дали, компенсировав отказ другими дорогими дарами. На этом дело до поры и закончилось. Но вот согласно сингальским мифам, Срединное государство втайне не отказалось от вожделенной цели. Они вообще утверждают, что плавания адмирала были предприняты чуть ли не специально для похищения зуба, а все остальные странствия — для отвода глаз. Но сингалы якобы перехитрили Чжэн Хэ — «подсунули» ему в плен царского двойника вместо настоящего царя и ложную же реликвию, а настоящую, пока китайцы воевали, припрятали. Соотечественники великого мореплавателя, естественно, придерживаются противоположного мнения: адмирал все-таки заполучил бесценный «кусочек Будды», и тот даже на манер путеводной звезды помог ему безопасно добраться назад в Нанкин. Что было на самом деле, неизвестно.

Сколь бы мало ни знали мы о Чжэн Хэ, не подлежит сомнению, что это был человек весьма широких взглядов. Известно, к примеру, что, мусульманин по происхождению, он в зрелом возрасте открыл для себя буддизм и отличался большими знаниями в хитросплетениях этого учения. На Цейлоне он построил святилище Будды, Аллаха и Вишну (одно на троих!), а в стеле, воздвигнутой перед последним плаванием в Фуцзяни, вознес благодарность даосской богине Тянь-фэй — «божественной супруге», которая считалась покровительницей моряков. Так или иначе, цейлонские похождения адмирала, пожалуй, стали кульминацией его заморской карьеры. В ходе этой опасной военной кампании много воинов погибло, но Юнлэ, оценив масштаб подвига, щедро наградил уцелевших.

Загадки Чжэн Хэ

Шесть лет назад в свет вышла книга «1421: год, когда Китай открыл мир». Написал ее отставной британский офицер, командир подводной лодки Гэвин Мензис, который уверял, что Чжэн Хэ опередил даже Колумба, открыв Америку раньше него, опередил он якобы и Магеллана, обогнув земной шар.

Профессиональные историки отвергают эти построения как несостоятельные. И тем не менее, одна из карт адмирала — так называемая «карта Кан’нидо» — свидетельствует как минимум о том, что он располагал надежной и достоверной информацией о Европе. Поиск истины очень осложняется полным уничтожением официальной информации о двух последних плаваниях, которые, по всей видимости, были самыми дальними. Добрались ли китайцы до Мозамбикского пролива в Восточной Африке? Исследователям известно и свидетельство фра Мауро, монаха-картографа из Венеции, который в 1457 году написал, что некая «джонка из Индии» тридцатью годами раньше заплыла на две тысячи миль вглубь Атлантики. Высказывается также мнение, будто карты Чжэн Хэ послужили основой европейских морских карт времен эпохи Великих географических открытий. И наконец, последняя загадка. В январе 2006 года на одном аукционе была представлена карта 1763 года, якобы точная копия карты 1418 года.

Владелец — китайский коллекционер, купивший ее в 2001-м, сразу соотнес ее с домыслами Мензиса, ведь на ней фигурировали очертания Америки и Австралии, причем с китайскими транскрипциями названий тамошних аборигенов.

Экспертиза подтвердила: бумага, на которой выполнена схема, — аутентичная, XV века, а вот насчет чернил остаются сомнения. Впрочем, даже если это не подделка, то, возможно, просто перевод какого-то западного источника на китайский язык.

Морская столица Каликут на западе Индостана была вторым домом адмирала. Хронист Ма Хуань назвал его «величайшим государством Западного океана». Здесь китайцы торговали, пополняли запасы, готовились плыть дальше на запад. Фото: IMAGINECHINA/PHOTAS

Императорский жираф, или Кто такие афрокитайцы

В середине декабря 1412 года Чжэн Хэ получил новый приказ везти дары ко дворам заморских правителей. Более того, к этой четвертой экспедиции, отплывшей в 1413-м, предусмотрительно прикомандировали переводчика — мусульманина Ма Хуаня. Этот уроженец Ханчжоу владел арабским и персидским языками. Позже он оставит довольно подробные рассказы о последних великих плаваниях китайского флота, не забывая о всевозможных бытовых подробностях.

К примеру, он тщательно описал рацион моряков: они ели «лущеный и нелущеный рис, бобы, зерна, ячмень, пшеницу, кунжут и все виды овощей… Из фруктов у них были… персидские финики, сосновые орешки, миндаль, изюм, грецкие орехи, яблоки, гранаты, персики и абрикосы…», «многие люди делали смесь из молока, сливок, масла, сахара и меда и ели это». Можно с уверенностью заключить, что китайские путешественники не страдали от цинги.

Главным же событием этого похода стал захват некоего главаря повстанцев по имени Секандар. Он имел несчастье выступить против признанного китайцами и связанного с ними договором о дружбе царя государства Семудера на севере Суматры — Заина аль-Абидина. Самонадеянный повстанец обиделся, что посланец императора не привез ему подарков, а значит, не признал законным представителем знати, наспех собрал сторонников и сам напал на флот адмирала. Правда, шансов на победу у него было не больше, чем у пирата из Палембанга. Вскоре он, его жены и дети оказались на борту китайских сокровищниц. Ма Хуань сообщает, что «разбойника» публично казнили еще на Суматре, не удостоив чести императорского суда в Нанкине. Зато в столицу флотоводец привез из этого плавания рекордное число иностранных послов — из тридцати держав. Восемнадцать дипломатов из них Чжэн Хэ развез по домам в ходе пятой экспедиции. Все они имели при себе милостивые письма от императора, а также фарфор и шелка — вышитые, прозрачные, крашеные, тонкие и весьма дорогие, так что их государи, надо полагать, остались довольны. А сам адмирал на этот раз пустился в неизведанные воды, к берегам Африки.

Чем дальше на запад, тем дальше расходятся и показания источников. Так, до сих пор неясно, где находится таинственная укрепленная Ласа, оказавшая экспедиционному корпусу вооруженное сопротивление и взятая китайцами при помощи осадных орудий, называемых в одних источниках «мусульманскими катапультами», в других — «западными» и, наконец, в третьих — «огромными катапультами, стреляющими камнями». Одни источники сообщают, что этот город был в Африке, близ Могадишо в нынешнем Сомали, другие — в Аравии, где-то в Йемене. В любом случае путь до него от Каликута занимал в XV веке двадцать дней с попутным ветром, климат там всегда был жаркий, поля выжженные, традиции простые, а взять там было почти нечего. Ладан, серая амбра и «верблюды на тысячу ли» (ли — китайская мера длины, равная приблизительно 500 метрам).

Флот обогнул Африканский Рог и действительно отправился к Могадишо, где китайцы встретились с настоящим чудом: увидели, как за неимением древесины черный народ складывает дома из камней — в четыре-пять этажей. Богатые люди занимались морской торговлей, бедные забрасывали в океане сети. Мелкий скот, лошадей и верблюдов кормили сушеной рыбой. Но главное — домой путешественники повезли совсем особую «дань»: леопардов, зебр, львов и даже несколько жирафов. К сожалению, африканские дары совершенно не удовлетворили императора. В самом деле — товары и приношения из уже знакомых Каликута и Суматры представляли значительно большую материальную ценность, чем экзотические новоселы императорского зверинца.

Когда же весной 1421 года, усилив флот 41 кораблем, адмирал вновь отплыл к Черному континенту и вновь вернулся без всяких убедительных ценностей, император был уж совсем раздосадован. Вдобавок и в самой Поднебесной за это время усилилась критика его разорительных войн. В общем, дальнейшие походы великой флотилии оказались под большим вопросом.

Что же до следа, который китайцы оставили в Африке, то он сегодня, конечно, не прослеживается. Разве что в Кении сохранилась легенда: недалеко от Малинди (судя по всему, этот порт оказался крайней точкой путешествия), возле острова Ламу, один из кораблей налетел на рифы. Уцелевшие члены команды добрались до берега, женились на местных девушках и будто бы положили начало афрокитайской общине. Таковая действительно существует в Кении и поддерживает тесные связи с КНР, но происхождение, видимо, имеет все же более позднее.

Каравеллы против джонок

Возникает закономерный вопрос: почему же планету открыли, исследовали и заселили португальцы, испанцы и англичане, а не китайцы — ведь плавания Чжэн Хэ показали, что сыны Поднебесной умели строить корабли и обеспечивать свои экспедиции экономически и политически? Ответ прост, и сводится он не только к различию этнопсихологии среднего европейца и среднего китайца, но и к историко-культурной ситуации эпохи Великих географических открытий.

Европейцам всегда не хватало земли и ресурсов для поддержания своей бурно развивающейся экономики, их гнали на захваты новых территорий теснота и вечная нехватка материальных благ (золота, серебра, пряностей, шелка и т. д.) для всех, кто их жаждал. Здесь же можно вспомнить о свободном духе наследников эллинов и римлян, с древности стремившихся заселить Средиземноморье, ведь они шли на завоевание новых земель еще до того, как со стапелей сошли первые доу и каравеллы. У китайцев тоже были свои проблемы — перенаселение и земельный голод, но, несмотря на то что от заманчивых сопредельных территорий их всегда отделяли лишь неширокие проливы, Китай оставался самодостаточным: подданные сына Неба эстафетно распространялись по Юго-Восточной Азии и сопредельным странам как мирные поселенцы, а не как миссионеры или охотники за рабами и золотом. Казус императора Юнлэ и его адмирала Чжэн Хэ — исключение, а не правило.

То что баочуани были большие и что их было много, не означало, что Китай посылал их в дальние страны для захвата земель и устроения заморских колоний. Юркие каравеллы Колумба и Васко да Гамы бьют в этом плане гигантские джонки Чжэн Хэ по всем фронтам. Именно эта незаинтересованность китайцев и их верховной власти во внешнем мире, сконцентрированность на себе и привели к тому, что грандиозный пассионарный выплеск времен императора Юнлэ не нашел продолжения после его смерти. Юнлэ отправил корабли за горизонт вопреки магистральной имперской политике, предписывавшей сыну Неба принимать послов из мира, а не рассылать их в мир. Смерть императора и адмирала вернула Поднебесную к статус-кво: ненадолго приоткрывшиеся створки раковины вновь захлопнулись.

Последний парад

В гробнице Чжэн Хэ у подножия горы Нюшоушань в Нанкине тела адмирала нет — считается, что его похоронили в море недалеко от индийского Каликута. Внутри этого типичного мусульманского надгробия находятся меч и другие личные вещи великого мореплавателя. Фото: IMAGINECHINA/PHOTAS

В 1422—1424 годах в плаваниях Чжэн Хэ произошел значительный перерыв, к тому же в 1424-м Юнлэ умер. Но все же на этом китайская морская эпопея еще не закончилась: в 1430 году новый, молодой император Сюаньдэ, внук покойного, решил отправить еще одно «великое посольство».

Видимо, ощущая, что финал близок, разменявший седьмой десяток адмирал перед отплытием в последнюю экспедицию приказал выбить две надписи в порту Люцзяган (возле города Тайцан в провинции Цзянсу) и в Чанлэ (восточная Фуцзянь) — своего рода эпитафии, в которых подводились итоги большого пути.

А само плавание по обыкновению прошло по вехам предыдущих, разве что однажды флот высадил отряд под командованием Хун Бао, который совершил мирную вылазку в Мекку. Вернулись моряки с жирафами, львами, «верблюжьей птицей» (страусом, гигантские пернатые тогда еще водились в Аравии) и прочими дивными дарами, которые везли послы от шерифа Священного города.

О том, куда потом девались земляки пророка Мухаммеда, попали ли назад в отечество — неизвестно, хроники в этот период заметно охладевают к деяниям великой армады.

Особенно удивительно, что никому достоверно неизвестно, когда умер прославленный адмирал Чжэн Хэ — то ли во время седьмого плавания, то ли вскоре после возвращения флота (22 июля 1433 года). В современном Китае принято считать, что его как настоящего моряка похоронили в океане, а кенотаф, который показывают туристам в Нанкине — лишь условная дань памяти.

Что касается результатов седьмого плавания, то через пять дней после его завершения император по обыкновению одарил команду церемониальными одеяниями и бумажными деньгами. По сообщению хроники, при этом Сюаньдэ сказал: «У нас нет никакого желания получать вещи из отдаленных стран, но мы понимаем, что их прислали с самыми искренними чувствами. Раз уж они приехали издалека, их надлежит принять, но это — не повод для поздравлений».

Дипломатические сношения со странами Западного океана прекратились и на сей раз — на века. Отдельные купцы продолжали торговать с Японией и Вьетнамом, но от «государственного присутствия» в Индийском океане китайские власти отказались и даже уничтожили большинство лоций Чжэн Хэ. Списанные корабли сгнили в порту, а китайские корабелы забыли, как строить баочуани.

Дальние плавания жители Срединной империи возобновили многим позже, да и то эпизодически. Так, в 1846—1848 годах в Англии и США побывала огромная торговая джонка «Ци’ин», успешно обогнувшая мыс Доброй Надежды. И все же винить страну в навигационной нерешительности не стоит — Китаю просто приходилось выбирать, где важнее оборонять свою обширную территорию, на суше или на море. На то и другое сил явно не хватало, и в конце эпохи Чжэн Хэ суша опять взяла верх: побережье оставили беззащитным — и перед пиратами, и перед западными державами. Ну а энергичный адмирал так и остался для страны единственным великим мореплавателем, символом неожиданной открытости Поднебесной миру. По крайней мере так подают уроки этих семи плаваний в самом Китае.

Динара Дубровская
Журнал «Вокруг Света»: Сокровищницы адмирала Чжэн Хэ

Все права на статью и фотографии принадлежат журналу "Вокруг Света". Все условия перепечатки соблюдены.
StudyChinese.ru

Культура Китая