Статьи на китайском языке

Любовь, погубившая империю

Окрестности горячего источника Хуацин неподалеку от Сиани до сих пор хранят память о красавице Ян Гуйфэй. Здешний пейзаж считается одним из лучших в Поднебесной

Эта история случилась больше тысячи лет назад. С тех пор она, конечно же, обросла новыми легендами, как того и требуют законы жанра. Но в основе ее — чистая правда: была юная красавица, был немолодых лет император, и между ними вспыхнул такой пожар, в огне которого запылала целая империя... Сегодня о тех далеких событиях напоминают разве что выцветшие картинки на шелке да строки стихов, печально повествующие о судьбах наложницы Ян Гуйфэй и ее возлюбленного — императора Сюань-цзуна.

Каким был Китай в далеком от нас VIII веке? Народная память хранит известные образы — бескрайние рисовые поля, черепичные крыши пагод, расчерченные как по линейке улицы, мелодичный звон бронзовых колоколец… А исторические труды толкуют, что уже в конце VI столетия Китайская империя возродилась после многих веков междоусобиц и засилья варваров, что в 618 году военачальник Ли Юань основал династию Тан, которая в бесконечных войнах распространила свою власть от песков пустыни Гоби до джунглей Вьетнама. Эта империя была воссоздана на новых началах. Всесильных феодалов и местных князьков сменила иерархия чиновников, подчиненных императору. Как и прежде, он считался если не богом, то существом высшим — Сыном Неба, который, как гора, возвышается над «желтым морем» подданных. Простому народу не позволялось даже глядеть на него, а высокопоставленные сановники, являясь на аудиенцию во дворец, отвешивали от 30 до 50 земных поклонов, в зависимости от ранга. И все же жизнь императора была отнюдь не безоблачной. Интриги бюрократов оказались еще опаснее, чем самовластие удельных князей. Внук первого государя династии Гао-цзун в собственном роскошном дворце оказался пленником своей супруги У Цзэтянь. После его смерти императрица отстранила от власти сыновей и сама заняла трон — беспрецедентный случай в истории Китая. Ее правление продолжалось, пока не подрос внук покойного правителя Ли Лунцзи.

Нужно сказать, что китайские императоры имели по нескольку имен. Одно состояло из родовой фамилии и личного имени, данного при рождении (оно в дальнейшем табуировалось), другое, после восшествия на трон, являлось девизом правления, и таких девизов могло быть несколько — они последовательно сменяли друг друга (у Ли Лунцзи их было три), третьим именем императора называли в храмах, а четвертое давали ему посмертно. Так, Ли Лунцзи, став государем, начал править под девизом Сяньтянь, то есть «Предвечное Небо», а историки чаще называют его храмовым именем Сюаньцзун — Священный предок.

Но, как ни называй, человек этот был решительный и энергичный. Он вырос в большом императорском дворце, где за каждым углом подстерегала смерть: У Цзэтянь всячески пыталась избавиться от претендентов на трон. Мальчика спасла только опека принцессы Тайпин, дочери императрицы.

После же смерти У Цзэтянь власть досталась ее сыну Чжунцзуну, но скоро его жена, императрица Вэй, отравила супруга, чтобы править самой. Тут-то 25-летний Лунцзи и сделал «ход конем»: в 710 году он при помощи Тайпин совершил переворот и убил Вэй вместе с ее маленькими детьми. Делать нечего — законы борьбы за власть суровы не только в Китае.

Сперва Лунцзи «назначил» императором своего отца Жуйцзуна, но тихий пьяница оказался неспособным к управлению. И принц в 713 году прочно сел на трон, начав эпоху правления под девизом Кайюань («Открытое начинание»). Сначала он провел перепись населения. Все китайцы были занесены в податные списки, после чего поступление налогов в казну увеличилось вдвое. Были выпущены новые монеты — медные «кай юань тун бао», находившиеся в обращении почти 700 лет. Их собирали в длинные связки, а во время дальних путешествий заменяли квадратиками бумаги с печатью и именем императора. Так появились первые в мире бумажные деньги. Но налаживание денежного обращения и борьба с разбойниками вели к росту торговли и процветанию городов. В столице Чанъани (нынешняя Сиань в провинции Шэньси) проживало около миллиона жителей — больше, чем в любом другом городе тогдашнего мира.

Чтобы управление было эффективным, император ввел для всех чиновников периодические испытания. Отныне занять очередную должность можно было, только сдав экзамен на знание конфуцианских канонов, этикета и основ стихосложения. Всему этому обучали педагоги, для подготовки которых была основана государственная академия Ханьлинь, иначе — «Лес кистей» (имелись в виду кисточки для письма). Так, престиж ученых и литераторов поднялся на неслыханную высоту. При дворе Сюань-цзуна жили великие поэты Мэн Хаожань, Ли Бо и Ду Фу, работали лучшие в стране зодчие, художники, музыканты. Была создана библиотека с тысячами книг-свитков, открылась школа «Грушевый сад», готовившая актеров. Антология поэзии эпохи Тан включает стихи 3 500 поэтов, и это были только те, кто достиг известности!

Император и сам сочинял неплохие стихи. К тому же с возрастом он устал от государственных забот и предпочитал проводить время в дворцовых покоях, занимаясь стихосложением, слушая музыку и наблюдая за танцами юных прелестниц. В императорском гареме было больше тысячи девушек, но эстет Сюань-цзун не слишком их баловал вниманием. По словам поэтов той эпохи, он искал «покорявшую страны», то есть подобную по красоте древней красавице Ли, о которой говорили: «Одним взглядом покорила страну». Когда-то именно такой ему казалась первая супруга У Хуэйфэй, но с годами она утратила очарование, а потом умерла, оставив императора грустить под заунывное пение бамбуковой флейты.

Сокровенная истина

В 739 году придворный евнух Гао Лиши словно невзначай зазвал Сюань-цзуна в дворцовую купальню, где принимала ванну неизвестная юная красавица. Это не считалось нарушением этикета: Сын Неба мог входить куда угодно. Но что-то заставило его спрятаться за бамбуковую ширму и наблюдать за незнакомкой. Она показалась ему прекрасной: густые черные волосы, алые губы, молочно-белая кожа. Может быть, несколько полновата… Но императору нравились такие красавицы. Казалось, девушка не подозревает, что за ней следят, но перед тем, как взять из рук служанки шелковый халат, она кинула в сторону ширмы лукавый взгляд, поразивший Сюань-цзуна в самое сердце. Поэт Бо Цзюйи так описал этот момент:

«Опершись на прислужниц, она поднялась —
О, бессильная нежность сама!
И тогда-то впервые пролился над ней
Государевых милостей дождь».

Выйдя из купальни, император призвал Гао Лиши и велел разузнать все о ней.

Тот явно был готов к такому вопросу и бойко выпалил, что ее зовут Ян Юйхуань, ей девятнадцать лет, и она уже почти три года замужем за сыном императора Ли Мэем.

Получается, что если Сюаньцзун и видел ее на дворцовых приемах (женщины появлялись там очень редко), то вряд ли узнал бы в пышном наряде и макияже. Она была дочерью Ян Сюаньяня, служившего казначеем (сыху) в одном из уездов провинции Шэньси. После смерти родителей ее воспитывал богатый дядя. Когда девушке исполнилось шестнадцать лет, он отдал — а фактически продал — Ян Юйхуань в жены принцу Мэю. За это ему полагались пожизненная пенсия и почетное звание «родственника императора».

В 736 году сыграли свадьбу, и Юйхуань вошла в покои дворца в Чанъани, который она могла покинуть только после смерти — своей или супруга. В последнем случае ее ждало заточение в одном из буддийских монастырей. Но жизнь распорядилась иначе. Как говорят в Китае, женщина поймала за хвост золотого феникса. Отчасти это было заслугой хитрого Гао Лиши, который для укрепления своего влияния решил показать императору юную красотку, прекрасно понимая, что она не может не понравиться. Такие попытки он предпринимал не раз, но лишь с Юйхуань евнух «попал в яблочко». Стоит учесть, что она была не просто красивой куклой, а обладала врожденными способностями и еще в доме у дяди выучилась стихосложению, пению. Она играла на разных инструментах и даже ездила верхом. Это было совсем уж необычно для китаянок, которых воспитывали в уединении женских покоев…

А Сюань-цзун тем временем потерял и сон, и покой. Забыв о делах государства и о готовящемся походе против кочевников, он думал только об одном: как бы заполучить красавицу в свой гарем. Как ни странно, выход придумала она сама, сообщив мужу, что хочет уйти в монастырь. Это было единственной возможностью, когда знатная китаянка могла добиться расторжения брака. Правда, в таком случае она лишалась всего имущества.

И вот принцессе обрили голову и дали монашеское имя Тайчжэнь — «Высшая истина». Очевидно, она нашла способ заранее договориться с влюбленным императором, поскольку ее не отправили в дальнюю обитель, а поселили тут же во дворце, чтобы она вместе с другими монахинями молилась за здоровье императора. Уже через несколько дней Сюань-цзун смог осуществить свою мечту и встретиться с «Высшей истиной». Молитвы монахини Тайчжэнь оказались чудодейственными: здоровье 55-летнего императора явно улучшилось. Днем он с удвоенной энергией занимался делами, а вечером направлялся в павильон, где среди зажженных курильниц его поджидала прелестная монахиня. Конечно, все знали, где государь проводит ночи, но комедия продолжалась целых пять лет, пока принцу Мэю не нашли новую жену. После этого Сюань-цзун официально ввел возлюбленную в свой дворец, присвоив ей звание Гуйфэй — «Драгоценная супруга», как издавна именовали любимую наложницу императора. Настоящей супругой она стать не надеялась, поскольку уже побывала замужем. К тому же она не могла иметь детей, но на императорские чувства это никак не влияло: у него и так было 27 сыновей от разных жен и наложниц.

Дворец для наложницы

Китайские историки пишут о Гуйфэй по-разному. Одни считают ее безвольной игрушкой в руках придворных клик, другие — коварной интриганкой, принесшей государство в жертву своим амбициям. Возможно, то и другое справедливо, однако ее любовь к императору вряд ли была неискренней. Она окружила Сюань-цзуна бесконечной лаской и заботой. «…и в весенней прогулке всегда она с ним, и ночами хранит его сон». Чтобы сберечь здоровье немолодого возлюбленного, она составила для него лечебную диету, от которой сохранились некоторые рецепты. Например, императору готовили молодые побеги бамбука, жаренные в меду. Сама Гуйфэй поддерживала здоровье при помощи кисловатых зеленых плодов личжи (личи). Они росли только на юге, в горах Сычуани. За ними Сюань-цзун отрядил специальных гонцов, которые ежедневно за сотни ли доставляли к завтраку фаворитки корзину спелых фруктов.

Эта прихоть была далеко не самой невинной. Практически все ее провинциальные родственники заняли посты при дворе, а сестры стали фрейлинами и вышли замуж за принцев. А кресло первого министра досталось еще одному родственнику фаворитки — Ян Гочжуну. Он быстро обучился «науке» лихоимства, требуя взяток от всех чиновников, претендующих на должности. Вопреки воле императора высокие посты доставались не знающим людям, а богатым невеждам. Казна начала быстро пустеть, налоги утекали мимо в карманы семейства Ян и примкнувшего к ним главного евнуха. Чтобы компенсировать утраты, власти увеличивали налоговое бремя, вызывая недовольство. Жалобы народа донес до нас тот же Бо Цзюйи:

«С наших тел сдирают последний лоскут,
Из наших ртов вырывают последний кусок!
Терзают людей, отнимают добро
Шакалы и злые волки!
Почему эти крючья-когти, почему эти пилы-зубы
Пожирают людское мясо?»

Находились те, кто пытался пожаловаться императору на всевластие семейства Ян, но тот ничего не хотел слушать. Несколько раз он все же вызывал возлюбленную на откровенный разговор, но она, чувствуя свою силу, не собиралась уступать. Дважды она покидала дворец и уезжала в родной уезд, но еще до прибытия на место ее догонял императорский гонец с просьбой — нет, мольбой — поскорее вернуться. И с ее прибытием члены клана получали новые должности, а жалобщиков бросали в тюрьму, на голодную смерть. И если одни шептали бессильные проклятия обнаглевшей фаворитке, то другие растили красавиц-дочерей в надежде, что когда-нибудь они заменят ее при дворе. 

По берегам огромного озера Девяти Драконов в Хуацине расположились дворцовые постройки

В это время на границах страны назревала война. Тангуты объединились с тибетцами и перерезали Великий шелковый путь, который связывал Китай с внешним миром. Армии одна за другой двигались на запад и гибли там от стрел кочевников и пустынных бурь. Насильно мобилизованные крестьяне не желали умирать на чужбине, и их удерживала в строю только боязнь за родных: тот, кто покидал строй, обрекал свою родню на смерть. Для борьбы с врагами китайцы привлекали на службу воинов из кочевых племен, делая их генералами и даже военными губернаторами (цзедуши). Именно к таким наемникам все больше переходила власть на окраинах Китая. Одним из них был Ань Лушань, тюрок по происхождению, сделавший карьеру при столичном дворе. Он и его единомышленники убеждали Сюань-цзуна, что победа близка, нужно только собрать еще больше налогов и мобилизовать еще больше солдат.

А император думал совсем о другом. По просьбе любимой он возводил в горах Лишань к западу от Чанъани чудесный дворец Хуацин. Там на горячих источниках были выстроены купальни, где плескались Гуйфэй и ее сестры, а император по старой памяти наблюдал за ними из беседки, поставленной на возвышении. Знатных гостей угощали изысканными блюдами, о чем с негодованием писал еще один знаменитый поэт Ду Фу:

«И супом из верблюжьего копыта
Здесь потчуют сановных стариков,
Вина и мяса слышен запах сытый,
А на дорогах — кости мертвецов».

Оберегая репутацию мецената, Сюань-цзун до поры до времени прощал такие выпады. Правда, через пару лет старший друг Ду Фу поэт Ли Бо был все-таки посажен за решетку. Это случилось, когда его покровитель принц Линь устроил заговор против своего отца. Принца казнили, а поэта отправили в ссылку, из которой тот уже не вернулся. Говорили, что он, напившись, пытался поймать отражение Луны в реке и утонул. А любимец императора Ду Фу в то время жил в деревне, хороня умирающих от голода детей. Но Сюань-цзуну и его возлюбленной было уже не до поэтов — спастись бы самим. 

Символическая гробница «Драгоценной супруги» в городе Сяньян. Китайские девочки до сих пор берут немного земли от подножия памятника Ян Гуйфэй, смешивают с мукой и пользуются этой «пудрой», надеясь стать красивыми, как она

Вечная печаль

Смуту затеял тот самый варвар-генерал Ань Лушань. Говорили, что он осмелился домогаться любви Ян Гуйфэй, но красавица отвергла его. Пылая местью, генерал в 755 году заключил в провинции Ганьсу мир с теми, против кого воевал, и повернул армию на восток. В своем манифесте он обвинял императора, что тот забыл о благе подданных, увлекшись чарами фаворитки. Вместе с жаждущими наживы кочевниками конники Ань Лушаня обрушились на старую столицу Лоян, подвергнув ее страшному разгрому. Чтобы избежать той же участи, Чанъань готовилась к обороне под руководством девятого сына императора Ли Хэна. Сам Сюаньцзун вместе с Ян Гуйфэй и другими придворными бежал на юг. По пути солдаты начали роптать, обвиняя во всем случившемся фаворитку. Говорили, что она со своими родственниками разграбила казну, что из-за нее вспыхнул мятеж.

Ее обвиняли в колдовстве, будто она приворожила императора, а красоту свою поддерживала с помощью снадобья из человеческой крови.

15 июля 756 года на заставе Мавэй в провинции Сычуань разразился открытый мятеж. Солдаты потребовали выдачи фаворитки. После получаса напряженного ожидания двое слуг вынесли из ворот дома тело Ян Гуйфэй. Вышедший следом Гао Лиши объявил, что «Драгоценная супруга» покончила с собой. Возможно, ее задушил сам евнух, мечтавший подняться выше семьи Ян. Увидев свою любимую мертвой, старый Сюань-цзун рухнул без чувств:

«Рукавом заслоняет лицо государь,
Сам бессильный от смерти спасти.
Обернулся, и хлынули слезы и кровь
Из его исстрадавшихся глаз».

Скорбь императора была так велика, что мятежники устыдились и без помех доставили его в Сычуань, где временно разместился двор. Там Сюань-цзун подписал указ о передаче власти Ли Хэну, ставшему отныне императором.

Чанъань пришлось отдать врагам, и новый государь отправился на восток собирать армию. Через год, когда Ань Лушань был убит кем-то из своих соратников, императорские войска отбили столицу. Возвращаясь из изгнания, Сюань-цзун остановился на заставе Мавэй и попытался найти могилу возлюбленной, но — тщетно: то ли грабители, то ли лесные звери не оставили от скромного погребения даже следов.

В поэме «Вечная печаль» («Чанхэньгэ») поэт Бо Цзюйи поведал как раз об этом эпизоде жизни императора. Он писал ее через много лет по рассказам очевидцев, очень напоминавшим легенды. Не случайно история двух влюбленных у него вышла сказочной. Скорбя по любимой, Сюань-цзун якобы обратился к даосскому мудрецу, который в поисках наложницы добрался до небесных чертогов, нашел там Ян Гуйфэй, ставшую бессмертной феей. Она передала императору драгоценный гребень и резную шкатулку вместе со словами:

«Крепче золота, тверже камней дорогих
Пусть останутся наши сердца,
И тогда мы на небе иль в мире людском,
Будет день, повстречаемся вновь».

Вернувшись в мир людей, даос передал бывшему императору слова наложницы, и тот со счастливой улыбкой умер, сжимая в руках небесные дары. Под пером поэта банальная история придворной фаворитки превратилась в историю бессмертной любви, известную сегодня всем жителям Китая. К гробнице Ян Гуйфэй, воздвигнутой возле Сиани, до сих пор приходят пары, чтобы повторить клятву влюбленных в вечной верности. Много веков историю императора и его «Драгоценной супруги» пересказывали историки и поэты. Конфуцианцы осуждали их за забвение своего долга, даосы хвалили за верность чувствам, патриоты воспевали за сопротивление чужеземным варварам. Соседние страны тоже внесли свой вклад в создание легенды. Например, в Японии многие верили, что красавица Ян Гуйфэй спаслась от смерти и нашла здесь убежище, научив местных жителей изящным манерам.

На самом деле все было куда банальнее. Свергнутый император Сюань-цзун умер в мае 762 года, будучи пленником своего сына, который хорошо усвоил уроки борьбы за власть. Немногим позже мятеж в армии был окончательно подавлен и Китай начал залечивать нанесенные раны. Погибли миллионы людей, опустели целые уезды, западные области вместе с Великим шелковым путем были потеряны. Империя Тан так и не смогла восстановить своего могущества. В 906 году она распалась на части, и только через полвека Китай воссоединился под властью новой династии Северная Сун. А впереди была долгая череда веков, за которые сменилось множество императоров и их фавориток. Но имя Ян Гуйфэй до сих пор остается в Китае отзвуком той вечной печали, о которой писал обессмертивший ее поэт.

Вадим Эрлихман
Журнал «Вокруг Света»: Любовь, погубившая империю

Все права на статью и фотографии принадлежат журналу "Вокруг Света". Все условия перепечатки соблюдены.
StudyChinese.ru